It all depends
У врат обители святой
Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
Когда-то мы учили это стихотворение...когда-то оно казалось таким скучным и нудным. Когда-то всё было саовсем не так...

Стоял просящий подаянья
Бедняк иссохший, чуть живой
От глада, жажды и страданья.
Куска лишь хлеба он просил,
И взор являл живую муку,
И кто-то камень положил
В его протянутую руку.
Так я молил твоей любви
С слезами горькими, с тоскою;
Так чувства лучшие мои
Обмануты навек тобою!
Когда-то мы учили это стихотворение...когда-то оно казалось таким скучным и нудным. Когда-то всё было саовсем не так...

Пока сама не испытаешь - не поймешь. Истинно так.
Когда-нибудь гимном почти каждого может стать подобное стихотворение:
Гимн отчаяния. Навеяно сагой Dragonlance и моим жалким существованием.
Из-за дальних гор, из-за древних гор -
Да серебряной лентой река.
Я стою - и бросаю дрова в костер,
А с небес нисходит тоска.
Над обрывом я, как же берег крут -
Камни падают вниз с вышины.
Ну а сверху щупальца тьмы, как спрут
Тянет Черный Кусок Луны.
Мертвой свастикой в небе орел повис,
Под крылом - ледяные ветра.
Я не вижу, но знаю - он смотрит вниз
На холодный огонь костра...
Мир припал на брюхо, как волк в кустах,
Мир не знает, что знаю лишь я:
Наступает время огня в небесах,
Пропитается кровью земля!
Я когда-то был молод, также как ты.
Я был Светом и Сутью - другим в укор.
Я был частью Вселенной, также как ты
И вносил свою песню в единый узор.
Но с тех пор как она подарила мне Взор -
Леденящие вихри вошли в мои сны.
И все чаще я вижу обрыв и костер
И свой танец в сиянии Черной Луны.
В этой жизни мне нечего больше терять,
Кроме мертвого чувства предельной вины.
Мне осталось одно - только петь и плясать
В ледянящем сиянии Черной Луны!
Бог мой, это не ропот. Кто вправе роптать?
Слабой персти ли праха рядиться с тобой?
Я хочу только страшно, неслышно сказать:
"Ты не дал - я не видел дороги иной!"
Я открыл себе грудь алмазным серпом
И подставил, бесстыже смеясь и крича,
Обнаженного сердца стучащий ком
Леденящим невидимым черным лучам.
В этой жизни мне нечего больше терять,
Кроме мертвого чувства предельной вины.
И поэтому я буду петь и плясать
В разъедающем пламени Черной Луны.